| Basilisk | Дата: Среда, 25.09.2013, 15:37 Сообщение # 1 |
Автор
Сообщений: 286
Подарки: 29
Статус: Отсутствует
| (Выкладывалось на сайте ficbook, писалось по заявке: «Мечтаю, чтобы все люди рождались с одинаковой внешностью… А потом она бы менялась в зависимости от их поступков. Вот сделал доброе дело - держи красивые глаза или сразу супер фигуру, обидел кого-то - будешь теперь с кривыми ногами или прыщавым лицом». Я постаралась в плане эксперимента описать мир, где преступники - уродливы, а каждый хороший поступок делает человека чуть красивее. Мир получился не очень дружелюбным...)
…Впервые это случилось, когда мне было пять лет. Я был во дворе с другими детьми, мы играли, и один мальчишка раз за разом меня осаливал. Когда это снова случилось, я разозлился. Я толкнул этого мальчика, он упал и сильно ударился об асфальт.
Поднялся крик. Прибежали родители, мои и его. Они переговорили, пострадавшего паренька увели домой. А отец усадил меня на скамейку и опустился рядом на корточки. Он был очень красив – прямое, строгое лицо, тонкие губы и высокие скулы. Все Высшие по-своему красивы и очень дорожат этим. Поэтому даже носят с собой карманные зеркальца – чтобы несколько раз на дню глядеться в него.
Вот и сейчас отец достал из нагрудного кармана пиджака зеркало в тисненом кожаном чехле. Но смотреться в него не стал – дал мне.
- Смотри, - сказал он. – Смотри, на кого ты похож.
Я послушно всмотрелся в свое отражение.
И не поверил своим глазам!
Мой нос распух и стал похожим на помятое яблоко, покрывшееся коричневыми вмятинами и пятнами. На гладком детском личике это смотрелось дико. Я поднял распахнутые глаза на отца и расплакался.
Но на этом он не успокоился. Он встряхнул меня и указал на дворника, с наступлением вечера вышедшего подметать улицу:
- Смотри очень внимательно. Это Падший. Он уродлив, он омерзителен. Да?
- Д-да, - всхлипнул я. Дворник был скрючен и перекошен, хромал на обе кривые ноги. Его лица я никогда не видел, хотя мальчишки постарше не раз на спор стягивали с уродца грязный капюшон, чтобы увидеть, что под ним. Они рассказывали, что один глаз у дворника не открывается, что его лицо все покрыто буграми и наростами. Это был Падший – тот, кто совершил столько плохих поступков, что превратился в чудовище.
- Наша природа, - сказал в тот день мой отец, глядя, как дворник, кряхтя и охая, сметает в кучу опавшие листья, - дала нам простую возможность понять, кто достоин хорошей жизни, а кто нет. Если ты совершил плохой поступок – твое лицо и тело меняются, ты становишься уродливее. Если хороший – то наоборот. И люди потому и разделены на две части – на добрых и прекрасных Высших, таких, как мы с тобой, и на Падших. Вторые – воры, убийцы, грабители. Для них закрыты те дороги, что открыты для нас. Они не могут устроиться на престижную работу, не могут иметь свой дом. У них нет родительских прав, их дети отправляются сразу в сиротские приюты.
Я испуганно смотрел на Падшего, продолжавшего убирать улицу. Он даже что-то напевал себе под нос. Так это что – убийца?
Отец продолжил:
- И если ты не хочешь стать одним из них, то ты никогда, слышишь, никогда не должен переступать эту грань! Пока что твой проступок мал, и его можно за молить хорошими делами. Завтра же мама отведет тебя в Дом Благих Дел, и там ты отправишь все свои игрушки в сиротский приют. И снова станешь красивым. Ты понял?
Я кивнул и шмыгнул носом. Отец улыбнулся и коснулся его пальцем:
- С этой картошкой ты даже мил. Но ты должен знать, что уродству в нашем мире места нет. Либо ты красив и добропорядочен – либо ты Падший, ночующий в общежитии, питающийся отбросами и каждый вечер подметающий наши улицы.
С тех пор я был очень осторожен. Старался быть вежливым и добрым, помогал старикам доносить сумки до дома, а от Падших – шарахался, едва ли не с криком. Теперь я знал, на что смотреть – и видел уродливые пятна на их грубых руках, бородавки на серых подбородках, не закрытых капюшонами и повязками.
Падших было не так много – за многие годы люди научились не творить зла.
Мы все еще помнили ужасные войны прошлых лет, когда армии состояли из уродливых, искаженных созданий, которые безжалостно врывались в города и убивали Высших – просто потому, что те еще не лишились того, что война выжгла из Падших солдат.
Сейчас уродливых людей стало очень мало. Их уже не отправляли в отдельные резервации, опасаясь восстаний. Теперь они могли работать – дворниками, уборщиками, шахтерами. В темноте, ночью, чтобы их вид не ранил чувства Высших – добродетельных, безгрешных.
Ну, почти.
Если ты согрешил (самую малость, не убивая и не делая ничего такого, что сразу делает тебя Падшим), то ты можешь исправить свою внешность, сделав доброе дело. Для этого есть даже нелегальные заведения – Дома Благих Дел, где тебе предлагают целый список благотворительных учреждений, куда ты можешь перечислить деньги или вещи. Подписав нужные бумаги, ты выходить оттуда красавцем, каким был раньше.
Впервые я побывал там с мамой после того случая, когда мой нос походил на перезрелую грушу.
Во второй раз я пришел уже один, втайне от родителей.
Я был тогда в девятом классе, меня задирал один парень. Его издевки меня доводили, все смеялись, когда он подшучивал надо мной. Я смеялся вместе с ними, делая вид, что все в порядке, и что мне это даже нравится.
Однажды я подстерег его в переулке по пути из школы. Я ударил его кулаком в лицо – в красивое лицо, он был на редкость хорошим мальчиком! Любишь шутки, да? Пошути еще! Еще!
Я бил его, а этот дурак даже не пытался дать сдачи. Ну да, ты же у нас добренький. Заслоняй лицо руками, это не поможет. Я бью в живот.
Когда этот ангелок, скорчившись и постанывая, рухнул в грязь, я взял его за волосы и заставил посмотреть на меня заплывшими глазами. Рассмеялся, увидев ужас на испачканном, окровавленном лице. Да, интересно, как же я сейчас выгляжу?
- Расскажешь кому-то – умрешь, – говорю спокойным голосом, улыбаюсь почти нежно. Его глаза расширяются. Верит.
Хотя я не собирался его убивать. Я же не идиот.
У меня большое будущее, не хочу стать навеки уродом и лишиться всего.
Оставив своего избитого врага сморкаться кровью, я пошел прочь танцующей походкой.
…В тот вечер я оставил в Доме Благих Дел все деньги, что откладывал с того момента, как этот парень начал надо мной шутить. Хотя нет – с того момента, как он впервые появился в школе! Я всегда хотел его избить. И наконец-то сделал это.
Я так и не посмотрелся в зеркало в тот раз. По дороге я старался идти быстрее, чтобы меня никто не заметил. А в самом подпольном заведении зеркал тем более не было – видимо, так хотели клиенты. Мой вид никого не удивил – тут видали и не такое. Я отдал красавцу-кассиру деньги, выбрал в списке Благих Дел какой-то пункт. Поставил подпись и ушел.
На улице я специально шел мимо витрин магазинов. Я был все так же красив, и ничто во мне не говорило о том, что я пару часов назад избил своего одноклассника. Когда я пришел домой, родители обрадовались и сказали, что я похорошел. «Кому ты помог на этот раз?» - спросила мама, счастливо улыбаясь. Отец гордо похлопал меня по плечу и сказал, что я наконец-то понял, как надо жить в нашем мире.
И я действительно понял.
Избитый одноклассник так никому и не рассказал о том, что я сделал. Он перестал шутить, стал тихим и незаметным. Его красота не увяла, как бы мне этого не хотелось. Он все еще расцветал, творя добрые дела, несмотря ни на что. Но вместе с тем, родители стали давать больше денег, и часть их я регулярно относил в Дом Благих Дел. Я очень скоро стал выглядеть лучше своего врага, и все девчонки класса были мои.
Дом Благих Дел – место, куда мало кто знает дорогу. То, что отец открыл мне его так рано – чудо, и я не собирался упускать свой шанс.
Я стал популярен – ведь если ты красив, то ты добр и бескорыстен, тебе можно верить, ты не поступишь плохо с друзьями. Я посмеивался про себя, но дружбу принимал с внешней благодарностью. Это было полезно делу.
Многие «друзья» помогали мне с учебой. Я получал хорошие оценки на экзаменах. В рекомендации от директора школы я был отмечен как «юноша с высокими моральными качествами». Еще бы, ведь мое лицо в восемнадцать лет было таким же прекрасным, как у него – в сорок, а ведь директор так старался быть добродетельным...
Я поступил в хороший университет, там был самым красивым на курсе. Меня заметили, и я почти сразу получил предложение об устройстве на работу.
А потом – и повышение…
Правда, временами хотелось чего-то другого. Маска дружелюбного, доброго парня почти физически ощущалась на моем лице, ее хотелось сорвать и показать всем злобный оскал.
Но я держался. Держался ровно до того момента, когда находилась подходящая жертва. Мне нравились пареньки, похожие на того моего одноклассника – белокурые красавцы, исполненные любви ко всему живому, добрые и невинные.
Я приглашал их к себе в кабинет и мучил.
Не всегда бил – иногда я делал вид, что хочу устроить их на работу. И проводил собеседование, доводя мальчишек до слез придирками и сарказмом. Однажды один парень не выдержал и ударил меня в ответ на особенно злую шутку – кажется, что-то о его покойном братике. На моей губе выступила кровь, щека горела. Но я весь трясся от счастья, глядя, как его уводит охрана – уже не такого красивого, с огромным родимым пятном на лбу. Бедняжка, кто же тебя теперь на работу возьмет, уродца…
У тебя-то нет денег, чтобы убрать это пятно.
Я уволился и открыл свою фирму. Мне больше не нужно было идти в Дом Благих Дел, чтобы искупить грехи – я перечислял деньги сразу на их счет и мгновенно получал отдачу. Моя красота была уже неземной, работники меня боготворили.
Фирма стала приносить огромный доход. Однажды мне позвонил отец и сказал, что гордится, ведь я стал тем человеком, которым он всегда хотел меня видеть.
Я был доволен. Жизнь шла именно так, как я планировал.
Но только до тех пор, пока не появилась она.
Я подбирал себе секретаря. После нескольких неудачных попыток я понял, что те белокурые добрые парни, которых мне хотелось бы рядом с собой видеть, долго здесь не протянут. Уж больно сложно перестать их бить. Поэтому я разослал в агентства запрос на светловолосую исполнительную девушку и стал ждать.
Через неделю я шел к своему кабинету и увидел ее. Она сидела у дверей кадрового отдела, листала стопку бумаг и задумчиво хмурилась. Ее волосы сияли невидимым светом, а лицо…
Прекраснее его я еще не видел.
Я подошел и заговорил, не чуя под собой ног.
Такого со мной еще не было. Эта девушка определенно не такая, как все предыдущие мои жертвы – а иначе тех бедняжек и не назвать. Они клевали на мое красивое лицо и добрые речи, и тем забавнее было видеть, как они понимают, кто я есть – но только тогда, когда за нами закрывалась дверь спальни.
А эта девушка была другой. Она улыбнулась в ответ на мою неловкую шутку, и что-то у меня в груди екнуло.
Наверное – сердце, которого раньше не было.
С этого момента все изменилось.
Я перестал мучить людей, забыл о своей добродушной маске. Злобная сущность, что пряталась под ней, заснула крепким сном, а я, счастливый, ходил под руку со своей любимой.
Она была удивительно доброй и чуткой. Даже Падших – и тех жалела.
- Они – те же люди, просто оступились один раз, - говорила она. – Мы не должны их презирать.
- Кто знает, может, не один раз, - возражал я. – Может, они причинили людям много зла, больше, чем ты можешь себе представить.
- А если нет? – любимая подняла взгляд, снова ослепив меня красотой – той, что не куплена за деньги. – Если человек убил, спасая свою жизнь? Или жизнь другого?
- Убийство – грех, в любом случае, - говорю мягко.
- Обидно это. Жаль, что ударив кого-то, ты можешь это искупить. А убив, ты становишься Падшим и лишаешься всего. Ведь это может быть ошибкой.
- Ты слишком много думаешь об этом! – Смеюсь, обнимаю ее. – Мы с тобой никогда не грешили, и не будем грешить. Так что нам все остальные?
Рядом с нею я забыл, что моя доброта – ненастоящая. Но вскоре мне пришлось вспомнить об этом.
Моя любимая решила познакомить меня со своей семьей. Каково же было мое удивление, когда она представила своего брата!
Это был тот самый злополучный одноклассник, чьи шутки доводили меня – и с которого началось мое падение. Все это время я винил во всем его. Ведь это он разбудил во мне чудовище!
Он повзрослел, стал не то, чтобы красив – просто обычный человек, крепкий парень с загорелыми руками и хмурым лицом. Светлые волосы были острижены почти наголо, голубые глаза смотрели настороженно.
Он узнал меня тоже.
Весь вечер мы косо друг на друга поглядывали, на семейном застолье он сидел рядом с сестрой и то и дело что-то ей шептал на ухо. Она отмахивалась, мотала головой, шикала. Но я чувствовал, как надо мной сгущаются тучи.
Месяц спустя я услышал первый раскат грома.
Когда я пришел домой, меня ждала моя любимая. И она спросила, протягивая мне лист бумаги:
- Ты мне объяснишь, что это? – ее глаза смотрели жестко.
Я взял листок и чертыхнулся про себя. Ну конечно. Квитанция о перечислении денег на счет Дома Благих Дел. Как я мог оставить ее на видном месте?
Или я не оставлял?
Смотрю на нее, улыбаюсь рассеянно:
- Да, это мое. Где ты это взяла?
- Среди твоих бумаг.
- И что ты там искала? – спрашиваю вкрадчиво. Мотает головой:
- Не важно! Так что это?
- Понимаешь, - говорю медленно, - я ведь давно занимаюсь благотворительностью. Но это заведение лучше знает, куда следует направить средства. А то я могу отправить их туда, куда не нужно – а где-то дети будут страдать без витаминов. Ты понимаешь, о чем я?
- Да, - она посмотрела на меня растерянно, кончик изящного носа покраснел. Вот-вот расплачется. – Понимаю.
- Иди сюда! – Привлекаю любимую к себе, покачиваюсь из стороны в сторону. – Ну что ты там себе надумала? Что я злодей какой-нибудь?
Всхлипывает:
- Я сама не знаю… братец мне такого наговорил…
- Что именно?
- Не важно! Я не знаю, откуда он это взял! Что ты делаешь зло, но платишь деньги за то, чтобы быть красивым, и чтобы никто ничего не узнал…
- Глупости, - обнимаю ее крепче, касаюсь губами пушистых, ароматных волос.
И действительно.
Глупости.
…Его держали двое моих помощников. Тех самых, что уносили из моего кабинета замученных мальчишек и отгоняли брошенных девушек. Они же и вытащили его из бедной квартиры, притащили в этот переулок и теперь крепко держали за руки, ловко подставляя под мои размеренные удары.
Рука начинала уставать. Я снял кастет и переместил на другую. Спросил издевательски:
- И чего же ты хотел добиться? Чтобы она меня бросила? – В ответ ничего, только тяжелое дыхание, ненавидящий взгляд. – Она никогда от меня не уйдет. Да кому она поверит? Тебе?! – Удар, еще удар. – Да у тебя на лице написано, что ты недалеко ушел от Павших! А я! Я красив, и она мне! Верит!
Последний удар выбивает из него воздух, помощники бросают парня на землю лицом вверх. Я сажусь рядом с ним, как уже садился давным-давно. Достаю из кармана нож в таком же кожаном чехле, как и зеркало, доставшееся мне от отца. Выдвигаю лезвие, приставляю к горлу, покрытому бисеринками пота:
- Если скажешь ей – умрешь. Если не уедешь отсюда к завтрашнему дню – умрешь. Я найду, какому Падшему заплатить, чтобы он это сделал. И я, - наклоняюсь к нему, жарко шепчу, - не дам тебе сделать ничего, что испортит мне жизнь.
Он шевелит губами, шепот еле слышен. Наклоняюсь ближе.
- Я… уже… сделал! – последнее слово почти выкрикивает, я пытаюсь отстраниться, но его рука сжимает мне запястье. Он бросается вперед, хватает меня за горло. Помощники бросаются к нам, но не успевают.
Он подмял меня под себя, душит, ударяет головой об асфальт. В глазах темнеет, я дергаюсь, забыв, что держу в руках нож. Мой враг сдавленно ахает и обмякает. На меня течет что-то липкое и теплое, просачиваясь сквозь шелковую рубашку.
Отпихиваю его в сторону, с трудом приподнимаюсь. Смотрю на замерших помощников.
- Какого черта вы ждете?!
Один и них наклоняется, заглядывая мне в лицо. Медленно улыбается:
- Погляди-ка, у нас новый Падший.
Второй так же медленно, издевательски качает головой:
- Как жаль, Падшие не могут отдавать приказы Высшим.
- И жениться на них…
Я смотрю на них, раскрыв рот. Потом медленно опуская глаза на свои руки. Они искривлены, покрыты пятнами. Местами с них сходят ногти.
Дрожащими руками достаю из нагрудного кармана отцовское зеркальце, смотрю в него. Мое лицо – уродливая морда, искаженные черты. Из-под заячьей губы торчат желтые кривые зубы, черные глаза под сросшимися бровями смотрят с немым отчаянием.
Бывшие помощники переговариваются, и я их едва понимаю из-за шума крови в голове:
- Ну, мы хоть побьем его?
- Зачем? Хочешь руки пачкать? Сам помрет в какой-нибудь яме.
Удаляющиеся шаги. Затихающий смех.
Я еще долго сидел рядом с телом своего врага, сжимая в руке маленькое зеркало в кожаном чехольчике. Потом дико закричал и разбил его о стену дома.
В окне надо мной загорелся свет, кто-то закричал хриплым голосом:
- А ну заткнись, Падший! Вали в свои трущобы!
Я вскочил и побежал, куда глаза глядят, неловко переваливаясь и хромая. Странный уродец в изорванном дорогом костюме, лишившийся всего. Я знал, что путь домой мне заказан. Даже любимая больше не захочет со мной общаться – ведь я убил ее брата, пусть и не нарочно.
И никакие деньги мне не помогут – Падшие лишаются всего, что им принадлежало в прошлой жизни.
Я никто.
Когда я выбился из сил, то сел на скамейку в ближайшем дворе. Слезы катились по щекам, но от них не было легче.
Рассветало. В тишине запели первые птицы – и зашуршала метла дворника. Заметив меня, он перестал подметать и подошел ближе. Падший был одет в лохмотья, как и все они. Они? Мы!
Он встал рядом со мной, опираясь на свою метлу. Хмыкнул и сказал, коверкая слова из-за замершего в странной гримасе лица:
- Ну, здравствуй, новенький. Добро пожаловать в мир красивых людей!
|
| |
|
|
