| Basilisk | Дата: Воскресенье, 06.04.2014, 04:05 Сообщение # 1 |
Автор
Сообщений: 286
Подарки: 29
Статус: Отсутствует
| http://ssikatno.com/forum/8-1261-1 - предисловие;
http://ssikatno.com/forum/8-1262-1 - часть 1;
http://ssikatno.com/forum/8-1290-1 - часть 2;
http://ssikatno.com/forum/8-1293-1 - часть 3;
http://ssikatno.com/forum/8-1311-1 - часть 4;
http://ssikatno.com/forum/8-1326-1 - часть 5;
http://ssikatno.com/forum/8-1367-1 - часть вне сюжета;
http://ssikatno.com/forum/8-1368-1 - часть 6;
http://ssikatno.com/forum/8-1388-1 - часть 7;
http://ssikatno.com/forum/8-1403-1 - часть 8;
http://ssikatno.com/forum/8-1459-1 - часть 9;
http://ssikatno.com/forum/8-1594-1 - часть 10;
http://ssikatno.com/forum/8-1599-1 - часть 11;
http://ssikatno.com/forum/8-1718-1 - часть 12;
http://ssikatno.com/forum/8-1735-1 - часть 13;
http://ssikatno.com/forum/8-1761-1 - часть 14;
http://ssikatno.com/forum/8-1790-1 - часть 15;
http://ssikatno.com/forum/8-1809-1 - часть 16;
http://ssikatno.com/forum/8-1877-1 - часть 17;
http://ssikatno.com/forum/8-1912-1 - часть 18.
Птицы покинули город, и в небе, затянутом серыми и сухими тучами, больше никто не летал и не пел. Газоны желтели с каждым днем, сколько их ни поливали, а воздух потяжелел и душил по ночам стариков и младенцев.
Город чувствовал приближающуюся беду, но не знал, откуда ее ждать.
Люди тоже не знали. Многие пытались загнать тревогу вглубь себя, многие напивались, только усиливая это чувство. Многие кончали с собой, не выдерживая странной тяжести в груди, теней, оживающих за их спинами. И многие уезжали, торопливо накидав вещи в сумки, загнав в машины бьющихся в истерике детей — и собак, охрипших от воя.
Город звенел ключами, запирающими дома, прощально вздыхал вслед покидающим его людям...
...А мальчик стоял у своего рисунка, слушая, как мама плачет в соседней комнате, а отец бездумно и пьяно переключает каналы телевидения — в последнее время в семье все было не так, все было странным и неправильным.
Даже сны.
Синеглазый мальчик сморщился, еле сдерживая беспомощные слезы — и вновь вгляделся в нарисованные фигуры. Странный мир, залитый солнцем, странные создания, его населяющие...
Нет. Это не могло быть сном.
Этой ночью рисунок снова ожил, а комнату заполнили звуки, каких мальчик никогда раньше не слышал. Прежде это были только песни на чужих языках, шуршание песка, плеск волн, бьющихся о красные берега...
Было так здорово засыпать под эти звуки, понимая, что рисунок — дверь в другой мир, красивый и странный.
Но сегодня все было иначе.
Всю ночь мальчик слушал звуки охоты и схватки, предсмертные крики, треск плоти, рвущейся под чужими когтями — и шаги кого-то огромного, выше дома, выше многих домов! - и шаги эти приближались. Тени тянули к мальчику свои когтистые лапы, а кто-то многорогий отражался в оконном стекле, зубасто и странно улыбаясь...
Этой ночью синеглазый ребенок не смог спать в своей кровати, побоявшись приблизиться к рисунку, над ней приколотому. А теперь...
Он собрался с духом и протянул руку, чтобы сорвать проклятый рисунок со стены...
***
Джонни ахнул и закрыл лицо руками. По грязному лицу текли слезы, а чужая боль вгрызалась во внутренности, словно пытаясь добраться до сердца.
— Томас... — Джонни сквозь слезы посмотрел в светящиеся глаза Мелкого, — умер...
Мелкий — древний и мудрый бог в обличье собаки, Пастырь — вздохнул и теснее прижался к мальчику, смывая горе воспоминаниями, чужими и странными.
«Так было? Так было в тот день? Когда чудовища пришли в наш мир...»
Пастырь мчался, едва касаясь земли лапами, меняя облик, чтобы перелететь, перепрыгнуть, просочиться сквозь новые препятствия — фонарные столбы, падающие на улицы, дома, от нового подземного толчка превращающиеся в поток пестрого мусора.
Два Пожирателя вцепились друг в друга посреди улицы, не понимая, как оказались так близко — но зная лишь, что чужака нужно прогнать со своей территории любой ценой.
Пробегая мимо, Пастырь задел монстров призрачным крылом.
Пожиратели замерли, мотая безглазыми головами и утратив всю свою ярость. Подумав, они разошлись и двинусь на поиски укромных нор — пока их бог отгонял хищную пустынную дымку от уже почти растворенных ею беспомощных существ — обитателей нового мира.
Мира, захваченного врагом.
...Пастырь помнил того, кто привел сюда его темного собрата. Успел увидеть, прежде чем взмах черного крыла отбросил мелкого бога прочь.
Это был детеныш, синеглазый и напуганный. За спиной его раскрывал крылья дымный и темный силуэт — и смеялся, наконец-то найдя единственное существо, мешавшее уничтожить, сровнять с землей мир Пастыря...
— Ваш мир держался, потому что кто-то снаружи помнил о нем, — сказал Джонни, глядя в пустоту застывшим взглядом. — Пока все было так, Темный не мог ничего сделать.
...Но это не помешало ему отследить нить, связывающую умирающий мир с другим, здоровым и чистым. С ребенком, в нем живущим.
И прорваться к этому ребенку, буквально откусив кусок здорового мира и поразив его болезнью — своей злой волей. И пускай Демоны-Боги — глупые рабы! — проследовали за ним и поубивали друг друга, оказавшись на столь маленькой территории. Цель была достигнута.
И мир, откуда прибыл Пастырь, оказался связан с новым, только что созданным.
Маленьким миром проклятого города.
— Представь... — Пастырь насторожил собачьи уши и за хвост выудил из памяти Джонни нужный образ. — Представь, что на обрывистом берегу озера сидит мальчик с удочкой. И за эту удочку потянул огромный, злой зверь, поселившийся в этом озере. И потянул он так сильно, что в воду не только упал мальчик, но и отломился кусок обрыва, на котором он сидел. Этот кусок — твой город. Он оказался в озере, там, где Темный мог легко его достать. Конечно же, он так и сделал.
Пастырь опустил взгляд и невесело усмехнулся, свесив язык набок:
— Как Темный мог пройти мимо такого удобного места для своих игр? Вы, люди, как никто умеете страдать. Все дело в одиночестве. Вы не можете делиться ни памятью, ни чувствами, вы рождаетесь и умираете одни, в абсолютной темноте. А теперь вас в ней ждет Темный — и ваше одиночество дает ему новые силы...
Пастырь посмотрел в глаза Джонни и вздохнул:
— А еще он растет. Не знаю, что будет, если ему не помешать.
***
Черный туман вкрадчиво коснулся руки бредущего мужчины. Мэтт отшатнулся, и размокшая трава чавкнула под его ногами, плеснув на пыльные ботинки темно-красным, свернувшимся...
Туман вязко переливался всего в паре метров от бойца, и в нем мелькали чьи-то лица. Некоторые из них казались знакомыми — подойди ближе, всмотрись...
Стань одним из них.
Мэтт отступил от тумана на шаг, чувствуя, что далекая боль просачивается обратно в тело, как вор в дом незрячей старухи. Туман дрогнул и вновь попытался привлечь внимание Мэтта — смотри, это лицо Аннет, она ждет тебя здесь! Не уходи!..
Но Мэтт уже летел прочь. Невидимая нить влекла его над городом, в центр города, и первые рассветные лучи скользили по его волосам, как чьи-то нежные руки...
...Слезы текли по щекам Аннет, пока ее ладони мягко касались груди и живота Мэтта. За тонкими пальцами тянулись темные и вязкие ниточки — яд покидал тело человека. Покидал, оставив в нем обожженные внутренние органы, сморщившиеся кровеносные сосуды, сердце, бьющееся так слабо и часто.
Аннет слышала его. И слышала тяжелое дыхание, и видела руки, теперь лишенные пальцев — и бессильно лежащие в пыли...
Слезы вновь выступили на глазах девушки, когда она поняла, что муж ее, скорее всего, никогда сможет жить прежней жизнью.
— Аннет, — слабо сказал ее муж, приоткрыв глаза и слабо дрогнув лицом. — Я рад... тебя видеть...
— Не говори ничего, — Аннет всхлипнула и тут же зажала себе рот ладонью, покрытой чужой кровью. Отняла ее, с трудом улыбнувшись. — Не трать силы. Я вылечу тебя. Все будет хорошо...
— Аннет... — Мэтт устало прикрыл глаза, чувствуя под своей щекой сухую землю, холодную, как давно остывшая грудь трупа. — Кто это... за тобой?
Девушка резко обернулась, оскалившись.
— Так вы можете меня видеть? — хмыкнул темный силуэт, соткавшись из прохладного воздуха, пахнущего насквозь прогнившей кровью Пожирателей. — Что ж, этого следовало ожидать. Здравствуй, глупое мое дитя...
Юный Пьющий Плоть с бесконечно красивым лицом — и десятью причудливо изогнутыми рогами, устремленными в небо — смотрел на Аннет, улыбаясь тонко и страшно.
Он был обнажен, но одежда и не была ему нужна — черный туман обтекал стройное тело, струился по рукам, по земле вокруг, растекаясь невесомо и вкрадчиво... все ближе к Аннет и ее мужу.
Девушка оскалилась еще сильнее и сгорбилась, воинственно выпустив острый гребень из спины. Незваный гость медленно покачал головой, глядя исподлобья и почти ласково:
— Ты же не станешь нападать на своего бога? Тем более, — темный бог подпер голову узкой ладонью и улыбнулся шире, обнажив черные, острые клыки, — я и пальцем не трону тебя и твоего... приятеля.
Темный подался вперед, глядя на девушку с каким-то странным, хищным интересом:
— Ваши жизни меня не интересуют. Только ваши чувства. Скажи, дитя, — бог наклонил многорогую голову и медленно облизнулся, не сводя взгляда с изможденного лица Аннет, — что ты сейчас чувствуешь?
— Усталость, — медленно, почти не осознавая происходящее, ответила Аннет. — Горечь. Потерю. Надежду...
— Потерю, — с наслаждением повторил бог, словно не услышав всего остального. — И вину, ты чувствуешь вину. Ты слишком медленно бежала. И ты не смога — не захотела! — спасти того мальчишку. Ты променяла его на своего приятеля. Скажи, разве он того стоит? Он слаб и болен, он никогда не станет прежним. Ты безвозвратно потеряла того человека, которого полюбила. Впрочем, я знаю, что ты не впервые теряешь родных, — Темный скривил черные губы в сочувственной улыбке. — Скажи, тебе все еще снится та затопленная нора?
Аннет ахнула и подняла руки, пытаясь заслониться от воспоминаний, нахлынувших с новой силой. Также как вода хлынула в тот день — река вышла из берегов из-за далекой и яростной битвы Демонов-Богов. И норы все больше засыпало с каждым подземным толчком, вода прибывала, а существа захлебывались, не успев проснуться и понять, что случилось...
Рука матери — или отца Аннет? — бессильно торчащая из жидкого ила в месте, где прежде была их семейная нора...
И вновь Аннет — слабая и маленькая, и вновь она скребет мягкими, детскими ногтями застывающий ил, а рука матери холодная, застывшая, и когти на ней — сломанные...
Нет, нет, неправда! Девушка, мотая головой и, словно забыв о темном боге, упала на колени перед лежащим в беспамятстве Мэттом. Положила дрожащую руку ему на грудь — надо спасти любимого, убрать яд!
...Аннет вскрикнула, поняв, что внезапно разучилась лечить.
Маленькие и слабые не умеют лечить. Девочка, скребущая ил — она не умела лечить! И это она сидит сейчас рядом с умирающим мужчиной, и раны ее болят все сильнее...
А кто это — этот «Мэтт?» И почему она тратит силы на то, чтобы его спасти? Ведь там, в норе, затопленной красным илом — родители! А если отпить этой слабой плоти, выесть глаза и сердце — у нее появятся силы! Она спасет родных!
Аннет медленно наклонилась над своим мужем, потемнев глазами и сутью...
...А темный бог раскрывал над нею туманные крылья.
***
— Ты выдал мне силу, которой я не умею пользоваться, — голос мальчика звучал хрипло и отчаянно, — ты притащил меня сюда, а там, внизу, умирают мои друзья! Да с чего ты взял, что я смогу остановить это чудовище? Мелкий, я — обычный ребенок! — Джонни запустил в волосы грязные пальцы, беспомощно скривившись. — Да что я могу против него сделать?
— А я — собака, — Мелкий сморщил морду, улыбаясь. — Овчарка, если не ошибаюсь. Собака-Пастырь. И я не делал ничего — не наделял тебя силой, не бросал Мэтта в бой, не велел Аннет бежать сюда. Я просто свел вас вместе. Остальное вы сделали сами.
...В день, когда Пастырь встретил Мэтта, мелкий бог занимался делами, ставшими обычными с тех пор, как он и его подопечные оказались в этом странном городе.
Разогнать существ по норам и подвалам, успокоить и усыпить. Отвести их подальше от мест, где много людей — и почему эти мягкотелые создания все время собираются в стаи? Разве не понимают, что существа из мира Пастыря их сразу же чувствуют, ведь чем больше разумов — тем громче мысли...
Пастырь никак не мог понять людей.
Они казались ему странными — не откликались на зов, не могли установить мысленную связь. И как можно жить в таком одиночестве, не имея даже шанса познать настоящую близость, единение разумов, бесконечную красоту чужих мыслей? И не разогнать их по норам — найдя безопасное место, люди почти сразу, едва зализав раны, начинали делать оттуда вылазки, искать других, приводить в свою нору. Глупые...
В тот день Пастырь с вялым интересом наблюдал за одним из таких людей, вылезшим из безопасного места и бредущим по улице в поисках других выживших. Высокий человек, с лицом, измазанным чем-то черным, в кожаной куртке, забавно скрипящей при ходьбе — и как он этого не слышит?..
Вдруг легкий ветерок взъерошил светлые волосы Мэтта, донеся до Пастыря запах человека — и еще один, который никак не мог от него исходить.
Но как?..
Пастырь, сидящий на крыше, распахнул крылья и бесшумно взмыл в небо, чтобы едва ощутимым туманом опуститься на улицу, по которой шел Мэтт, оглядываясь и готовясь метнуть кристалл в любую подозрительно плотную тень.
Кристалл принадлежал миру Пастыря! Такие кристаллы взрывались, обжигая и отравляя любого, кроме тех, кому его создатель его отдаст добровольно. Значит, Кристальный Творец подружился с людьми? Вылез из своей норы — а может, даже вспомнил, что у него все же есть крылья?
...И не только он живет с людьми. Туман еле заметно сгустился у шеи Мэтта и прохладно принюхался. Знакомая метка! И невидимая нить, уходящая в сторону людского гнезда.
Этот человек установил связь с Пьющей Плоть. Удивительно...
Туман задумчиво перекатил по асфальту мелкий камешек, осмысливая происходящее. А затем подобрался и радостно свернулся многими спиралями. Ведь это то, что нужно! Это может всех спасти! Дитя двух миров — вот разгадка всему, вот то, что может вновь разъединить миры!
Осталось только найти подходящего ребенка.
В тот день Мэтт увидел стаю падальщиков, гоняющую по улице мелкого щенка. Разогнав монстров парой брошенных кристаллов, мужчина подобрал жалобно тявкающего песика. И он не увидел, как падальщики растворились в воздухе, едва боец повернул за угол...
Так пес, окрещенный Мелким, оказался в странной семье из человека и Пьющей Плоть.
— А потом ты привел ко мне Мэтта, чтобы он меня спас, — кивнул Джонни. — И тогда я получил силу?
— Нет, — Мелкий дернул ухом, обеспокоенно прислушиваясь к чему-то далекому. — Ты должен был признать их своими родителями. Это случилось, когда ты понял, кто такая Аннет, и счел ее матерью, а не врагом. С того момента ты — дитя двух миров. Не родное, но любимое. Оба мира дают тебе свои силы — как родители дают их своему ребенку. И, если ты попросишь, то никакой Темный не сможет удержать миры от того, чтобы выполнить твою просьбу.
Мелкий подался вперед и прижался к Джонни, позволив обвить мохнатую шею дрожащими от усталости руками.
Пес тихо вздохнул и сказал почему-то очень печально:
— Поэтому ты сможешь войти в ту комнату. Сможешь перерезать нить, связавшую этот город с моим миром. Если ты сделаешь все правильно, то все вернется на круги своя, а пленники Темного обретут свободу.
— А если я ошибусь? — тихо спросил Джонни, сморщившись и уже не находя в себе слез, чтобы хоть как-то облегчить боль и усталость.
— Если ты ошибешься, оба наших мира уже никогда не будут прежними.
|
| |
|
|
